— Но это же — промышленный шпионаж? — адекватно должности отреагировал капитан Панкратов. — Почему это до нас не дошло? У вас, в режимном учреждении... Чем вообще занимается ваш начальник первого отдела?

— Мы не стали поднимать шум. Вирус успел сработать только на четырех компьютерах, где не было секретных разработок. Причем в разных отделах. Люди просто смеялись. И за пределы отдела это не выходило. Мы хватились вовремя. Нечаянно на планерке зашел разговор, и выяснилось, что случай — не единичный. Неделей позже дело приобрело бы совсем другой оборот. Через неделю после обнаружения — день рождения директора, у которого такое на компьютере...

— И тем не менее. Это же не шутки. Чанышев творил такие вещи, а вы оставили это без внимания?

— Мы уволили его. Правда... — наш собеседник смутился, — по собственному желанию. Все-таки действовал он без злого умысла.

— А вот это еще неизвестно, — капитан не согласился. — А зачем тогда он оставил возможность доступа к зависшему компьютеру?

— Вы смеетесь? — Лихачев посмотрел на Панкратова откровенно удивленно. — Чанышев? Вы что, совсем не знаете его? Чтобы он и вдруг сумел это сделать... Над такой разработкой целому отделу долго-долго трудиться надо, да и то нет гарантии, что получится. Это же создается сложнейший комплекс программ! Только случайно можно нащупать нужный поворот. А он совершенно не был способен на оригинальный ход. Он же работал только над примитивами.

— Стоп-стоп-стоп! Какие примитивы? Чанышев все же был талантливый программист? — спросил, в свою очередь, я. — О нем говорят, что он может сделать любую программу для любого заказчика. Удовлетворит самый извращенный вкус.

— Перестаньте чепуху говорить. Как программист он — совершенно никакой. Даже создание того пресловутого вируса — это для него большой успех. Хотя вирус создать, вообще-то не слишком сложно. Спросите любого нашего сотрудника о Чанышеве. Вот хакерство — это да, в этом он преуспел. Где надо было похулиганить, он всегда первый.

— У нас есть другие данные.

— Не поверю никогда. Я с ним столько провозился, столько раз заставлял его переделать задание и увидеть очевидное...

— Может быть, у вас ему развернуться не давали? А, оказавшись на вольных хлебах, он стал работать более творчески?

— Он вообще не был способен на творчество. Вот его жена — это да. Она всегда мыслила нестандартно, но очень логично. По странной какой-то своей системе. Что-то такое... Как бы выразиться поточнее... Она всегда шла от парадоксов. От обратного. Вроде бы сначала убеждала вас, что это невозможно, а потом доказывала, что только так и может быть. С Александрой Чанышевой мы расстались с большим сожалением.

— Подождите, — Лоскутков посмотрел на Лихачева своим знаменитым рысьим взглядом так, что тот испуганно откинулся на спинку сиденья. Бедный, подумал, должно быть, что не в свое дело влип. — Так вы говорите, что Александра Чанышева... — Да, — голос нашего гостя слегка сел под взглядом майора и стал предельно аккуратным, как салфеточка, вышитая усидчивой старушкой. — Да! Она могла сделать очень многое. Очень талантливая программистка. Правда, она в другом отделе работала, не у меня, но про нее много говорили. Только вот — невообразимо ленива. Может по часу в окно смотреть, вместо того чтобы работать. А сам он, уверяю вас — ничего не стоит.

— Прямо скажем, неожиданный поворот, — мне даже смеяться захотелось. А Гоша Осоченко скальп с себя готов был снять — так старался убедить меня в великих талантах Валентина!

То же самое говорил мне, кстати, и Валера.

И Вениамин Вениаминович — тоже. Или здесь — какая-то путаница, или Валентин всех их здорово водил за нос, пользуясь в действительности услугами жены и присваивая себе плоды ее труда. Хотя вполне может быть, что в определенный момент прорезался вдруг у человека талант. Такие случаи бывают, я знаю.

Но слишком редко, чтобы делать на это упор.

— Спасибо, — капитан поблагодарил Лихачева с уважением в голосе и пожал ему руку.

— Я могу идти? — Тот спросил робко и почти обрадованно. Так подействовал на него ментовский взгляд.

— Да. Сегодня мы не будем вас арестовывать... — А мой голос был настолько серьезен, что программист — я это словно спиной видел — полез в карман за валидолом.

— Что? — он спросил еле-еле слышно, но с надеждой, что я свое слово сдержу.

— Наш сыщик так шутит... — Панкратов похлопал его по плечу. — Идите. Еще раз спасибо. И передайте привет директору. Я к нему на днях забегу поговорить.

Мы остались в машине одни.

— Ну, как, съели своего суперпрограммиста? — спросил капитан, улыбаясь так, словно он уже поймал преступника, за которым много лет гоняется.

И я, и Лоскутков — молчали. Информацию к размышлению мы получили. Теперь следовало осмыслить все сказанное, пережевать и переварить.

— Пожалуй, я сегодня не буду торопиться с освобождением Чанышевой, — сказал Лоскутков, когда я завел машину.

— Как я с арестом Лихачева... Но это ты — зря. Я бы на твоем месте освободил ее как можно быстрее.

— ?..

— И пустил за ней “наружку”. Только тогда она сможет привести нас к ноутбуку. А это — уже вещественное доказательство. Возможно, и к деньгам. Сколько было на квартире у Чанышевых во время обыска?

— Чуть больше двух тысяч долларов и около тысячи рублей.

— Там должно быть гораздо больше. Или в другом месте. Где-то они деньги хранят. И наверняка не в банке. Но нас, я полагаю, не деньги волнуют.

— Ты все же уверен, что этот ноутбук существует?

— Иначе такой ничтожный человечек, как Гоша Осоченко, не пожелал бы его иметь при себе. Не из тех он людей, которые без громадной выгоды для себя захотят поиметь чужую вещь.

— Может быть, тогда мне следует попросить об отзыве из отпуска и тоже включиться в дело?

— Буду только рад, — это робко прозвучала моя надежда на помощника. Так и так, я деньги получаю не от них и плачу им тоже, к счастью, не я. Почему бы мне не воспользоваться?

— Да, — согласился и мент, — если уж ты не состоялся как Леший, то... С паршивой овцы — хоть шерсти клок... Может, хоть так от тебя польза будет?